Почти всю молодость (до 33 лет) я провёл в городе Берёзовском – только-только учреждённом городе невдалеке от Кемерова.

Город не вдруг возник. Сначала это было соединение в административный узел трёх посёлков – шахты «Южной» (старого поселения, состоявшего в основном из унылой частной  застройки), шахты «Берёзовской» (центр посёлка – старосоветские «сталинки») и посёлка строителей Октябрьского, обросшего кругом тайгой, как кержак бородой – до бровей. Правда, уже хорошо прореженной Барзасским леспромхозом.

Потом Барзас тоже вошёл в город. И кроме него, несколько поселений в дальних лесах и полупустые выселки, некоторые даже без названий, только с аббревиатурами, например, ОЛП-2…

По площади, 90 процентов которой – леса, город оказался размером с Москву, а по жителям – тысяч 30, типичный малый кузбасский городок.

Однако с прицелом на рост, который не замедлил себя ждать – около Октябрьского, на пригорке, появился микрорайон панельных пятиэтажек, а в тайге развернулось строительство шахт, разрезов и дорог к ним.

Глушинская и Кедровская геологоразведочные партии оконтурили поля нескольких возможных угольных предприятий. На картах обозначился целый каскад Бирюлинских шахт. Дальше в тайгу, в сторону Анжеро-Судженска предполагалось несколько не только Бирюлинских, но и Низовских шахт. Построили, впрочем, только три – Бирюлинскую, Анжерскую-Южную и Первомайскую, причём Бирюлинскую в 90-е закрыли из-за невыгодности добычи: уголь ценных коксующихся марок, но пласты маломощные и крутого падения.

Зато развернулся разрез Черниговский. Была тут когда-то деревня Черниговка, основанная поселенцами-хохлами, деревню срыли, разрез унаследовал имя и присоединил к себе Романовку, Колбинку, ещё какие-то жилухи, от которых вообще никакой памяти не осталось. Может, они есть только в старых переселенческих книгах, скрытых в архивах губернского Томска.

Посередине, в центре условно говоря города, построили ж.д. станцию и ЦОФ – центральную обогатительную фабрику. От неё провели трубопровод, чтобы качать отработанную пульпу в чёрное безымянное озеро, которое раньше было вполне ничего себе озером, с карасями и утиными выводками, а стало незамерзающим, парящим водоёмом без признаков чего-то живого.

Весной даже без лягушачьего кваканья.

В распадке, близ шахты Южной, брала начало речка по имени Шурап. Она тихонько журчала вдоль по индустриальной части города и впадала в речку Барзас.

В нашей конторе работал шофёром Володя Сунцов (позже он уехал на БАМ зарабатывать длинный рубль). Утрами мы с ним спешили на Шурап и прямо напротив ещё строящейся ЦОФ перегораживали одну из проток сеточкой. Вечером сетку снимали и радовались улову – щучкам и окунькам, самое то для ухи.

Со временем, однако, Шурап почернел по причине заилившихся очистных шахты Берёзовской и вся рыба исчезла.

В 1970-м меня взяли в армию, а когда вернулся, узнал, что Шурап горел – из цистерны с горючим Бирюлинского шахтомонтажного управления протёк бензин, шёл человек на смену на ЦОФ, закурил на мостике, бросил спичку – Шурап вспыхнул, выгорело несколько км поверху бывшей реки.

Сегодня новых шахт в Берёзовском не строют. Новый небольшой разрезик появился – Барзасский, дав работу потомкам бывших лесорубов, что хорошо, а что плохо, так тайге около Барзаса пришёл кирдык: разрезик хоть и маломощный, но загребущий.

Черниговский тоже прогрессирует. Вгрызается в землю.

Помню, неподалёку от АБК разреза стояла роскошная  роща – вековые сосны и похилившиеся от старости берёзы. Осенями в той роще росли белые грибы, великаны в широкополых сомбреро. Покойный коллега Коля Кузнецов соблазнял меня на грибалки: туда едем с утренней сменой открытчиков, возвращаемся попутками.

Перерыв на пару дней и за новым слоем. Весь сентябрь ездили, а сентябрём следующего года уже не поехали – на месте рощи образовался котлован метров в полста глубиной и в самом низу его экскаватор грузит уголь – «хлеб промышленности» в подъезжающие БелАзы.

Разумом я понимаю, что живу в Кузбассе – Кузнецком каменноугольном бассейне. Уголь надо добывать, чтобы перерабатывать в энергию и всякие полезные продукты.

Помимо разума есть ещё и чувство, которое страдает от «мышьей беготни» по кругу. Ведь  уголь добывается вообще-то, чтобы сделать новые экскаваторы и самосвалы и дальше копать ямы и сжигать добытое топливо на ГРЭС, чтобы питать энергией экскаваторы, чтобы снова добывать – чтобы люди, которые по профессии добытчики, жили в тёплых и хорошо освещённых квартирах и могли хорошо отдохнуть и, сев за рычаги экскаватора или бульдозера, а то за баранку гигантского карьерного самосвала, хорошо поработать и «дать стране угля», как говорилось в традиционной пословице нашего каменноугольного региона.

Ещё вспомнилась другая пословица, но тоже про уголь, про что ещё, вот она: «порожняк Кузбассу нужен».

И получается: мы вроде бы люди, нашу свободу воли не замай, мы себе на уме, но мы вообще-то ещё и угледобывающая функция – «личный состав» угленосного месторождения. Все – от градоначальника до бомжа, от директора угольного разреза до лопоухого первоклассника, учащегося в школе посёлка при этом разрезе – будущего мастера вскапывания недр. Угледобыча – наша работа. Наша гордость и одновременно наша беда.

Признаюсь, я не люблю защитников экологии. Они глупы, тщеславны и политизированы сверх меры.  Это люмпены, паразитирующее на проблеме. Они не хотят, не могут, не умеют понять «личный состав»,  ежедневно собирающийся у «вахтовок», чтобы ехать на смену. Они не в состоянии предложить что-то взамен.

Разве что побузотёрить, пошуметь, постоять с плакатами где-нибудь на дальней углевозной дороге. Прийти к АБК угольного предприятия они боятся – там им элементарно вломят по шеям, чтоб не мешали трудиться.

Мой фатализм и пессимизм (всё будет так, как будет и никак иначе) упирается разве что в вопрос: сколько времени отведено Кузбассу?

Пока что мы всё ещё типичный сибирский регион – больше половины нашей площади это леса и водоёмы. Правда, рек и ручьёв уже на несколько сот стало меньше. Выросла и постоянно растёт площадь нарушенных земель – их сейчас больше ста тысяч гектаров. И при этом надежд на рекультивацию нет. Да и возможно ли рекультивировать этот глубоченный котлован в грибной сосновый лес, где из-под мхов и папоротников высовывают свои царственные шляпы короли грибов – боровики…

Некогда бывший наш губернатор Аман Тулеев собрал учёных мужей из Сибирского отделения Академии наук и попросил их подумать о пределе угледобычи, какую может выдержать Кузбасс.

Те напряглись, помараковали и выдали цифру – 200 миллионов тонн угля в год. Однако уже в первом послетулеевском году отгрузили без малого 300 миллионов. нынче ожидается не меньше. Уголь нынче в цене на мировых рынках.

Значит, добыча будет расти. Недалёк рубеж в 400 миллионов. И в 500. Скоро мы будем сидеть на краю бассейна – Кузнецкого каменноугольного – и любоваться Луной, восходящей багровым ликом из-за серо-жёлтых породных отвалов…

Автор: vas-pop

Исходная информация: vas-pop.livejournal.com

 Источник: Клуб КП Материал предложил к публикации Седьмой спутник

08.03.2019